Надо иметь в виду, что всё это произошло некоторое время назад, и тогда ситуация, в частности со стоматологической помощью населению, была иная, нежели сейчас.
Зубы можно лечить долго. Можно – больно. Можно вообще не лечить. А можно…
«Куда меня чёрт занёс!»
«Ну кто придумал эти дни рождения!»
«О, как я берегла свой зуб!»
Любым из этих восклицаний можно начать мой рассказ. Итак…
Ну кто придумал эти дни рождения! И кто придумал эти чаепития на работе в честь разнообразных дней рождений! И кто придумал добавлять в шоколад орехи!
Когда я почувствовала во рту какой-то твёрдый кусочек, то сначала воспылала праведным гневом к брендовой шоколадке – что это за скорлупки, безобразие просто! Но очень скоро я поняла, что это не скорлупка…
О, как я берегла свой зуб! В нём уже не было нерва, от него остались только тонкие стеночки, и стоматологи качали головами, но я упорно придерживалась позиции – до сорока лет у меня будут только свои родные зубы. Хотя бы до сорока.
И вот он сломался.
Я с тоской разглядывала в зеркале «пенёк», и у меня фактически глаза наполнялись слезами. Я прошла все стоматологические кабинеты нашего городка – и государственные, и хозрасчётные, и один-единственный частный кабинетик. Вердикт врачей был один – удалять зуб.
Куда меня чёрт занёс! Что за место такое, в котором стоматологи не знают ничего о штифтах! Я и то знаю, прочла книжку про новые американские технологии ремонта зубов. Вот жила бы я в Москве…
До Москвы далеко, а вот до областного центра добраться можно. В областной стоматологической поликлинике меня приняли на удивление радушно, и через полчаса я оказалась в кресле у протезиста. Врач присел на табуреточку рядом и не менее приветливо, чем регистраторша, спросил:
- Ну, что тут у нас?
Курил он явно что-то вроде «Беломора». Он весь был окутан запахом тяжёлого табака, который перебивал даже, казалось, неистребимый «аромат» стоматологического кабинета. Пальцы у него были не то что жёлтые, а прямо коричневые. Курил он, похоже, с двух рук.
Я, сбиваясь и путаясь в терминах, объяснила проблему и проникновенно рассказала о своих желаниях. Он улыбнулся.
- Штифты у нас никто не ставил. Надо подумать,- и вышел курить в соседнее помещение к окошку.
А я осталась в кресле, практически в ужасе: когда он улыбнулся, я увидела его зубы. Вернее, отсутствие трети их необходимого количества. А те, что остались… Я, может быть, и сбежала бы, но терять мне было, в принципе, нечего. Вернулся врач и, дыхнув на меня очередной порцией «Беломора», бодро подтвердил мои мысли:
- Терять Вам, в принципе, нечего, будем делать штифт. Заодно, я поучусь.
Возился он со мной, надо признать, аккуратно. Для начала заново и качественно запломбировал каналы. Потом проводил кучу каких-то манипуляций, что-то стачивал, что-то сверлил, что-то лепил. С удовольствием рассматривал снимок уже стоящего в моём обломке штифта, щуря глаза и приговаривая: «А вот я как вас всех!».
И вот настал тот день, когда я ехала к нему в последний раз. От избытка чувств купила ему бутылку коньяка (в те времена – обычное дело). К остановке автобуса, отправляющегося в областной центр, мне надо было спуститься по лестнице, состоящей из 227 ступеней. Я была воодушевлена и невнимательна. Я споткнулась. Я почти упала. Я порвала колготки. И я разбила бутылку и облилась коньяком!
Лестница спускалась к дому наших друзей. Ну хоть сниму рваные колготки и обмоюсь от этого ужасного напитка. Друзей не оказалось дома. Сомневаться было некогда. Вернуться домой вверх на 227 ступеней я не успевала – автобус бы ушёл, и я позвонила в соседнюю дверь. Друзья вскользь говорили что-то о бабушке-пенсионерке.
Лестница спускалась к дому наших друзей. Ну хоть сниму рваные колготки и обмоюсь от этого ужасного напитка. Друзей не оказалось дома. Сомневаться было некогда. Вернуться домой вверх на 227 ступеней я не успевала – автобус бы ушёл, и я позвонила в соседнюю дверь. Друзья вскользь говорили что-то о бабушке-пенсионерке.
- Добрый день! Знаете, я пришла к В. и Н., но их нет дома. А мне очень нужно воспользоваться ванной комнатой. Не могли бы Вы меня пустить к себе?
Вот, представляя, что это ко мне заявилась такая девушка в рваных колготках и благоухающая коньяком, не думаю, что я её впустила бы. А бабушка-пенсионерка пожевала губами, наклонила голову к плечу и сказала: «Проходите». Правда, стояла под дверью ванной комнаты, пока я была там. Но в то же время, скалки или сковородки у неё в руке я не заметила, когда выходила.
Первое, что я увидела, вылетев из подъезда – надпись «Общественный туалет» на каком-то каменном домишке, притулившемся под лестницей. Раньше там была трансформаторная будка. Во всяком случае, я её считала таковой. Можно было не беспокоить пенсионерку.
В автобусе вокруг меня образовалось подозрительно свободное пространство.
А мой врач, кажется, и не обратил внимания на то, что я пришла голоногая, и одежда моя пахнет жидкостью, которую настаивают в дубовых бочках. А за работу я ему дала денег, сколько попросил. Напоследок он мне сказал:
- Гарантии никакой не даю, может, через три месяца отвалится. Всё-таки первый раз такое делал…
Наращенный зуб на штифте простоял годы. И «отвалился», когда мне исполнилось сорок лет. Я ела шоколад с орехами.