Первый раз я увидела будущего мужа на вечеринке у подруги. У него на коленях сидела моя однокурсница Ритка, и они целовались. Факт, который даёт мне право в любой ситуации, когда мне нечем крыть, воскликнуть: «А ты… а ты… а ты с Риткой целовался в моём присутствии!» Согласитесь, это шикарный женский козырь.
Я тогда была грустной декадансной девой, которую бросил студент питерского ВоенМеха. Я даже в студенческом колхозе ни с кем не целовалась и избегала медленных танцев.
А тут вечеринка на 7 ноября. Я успешно прогуляла демонстрацию, сославшись на то, что уезжаю к родителям, сама отоспалась в пустом общежитии, а вечером пошла к Лариске – у неё уехали родители и «хата свободна». А в хате вот всякие держат на коленках риток и без зазрения совести целуются, тогда как у меня с августа месяца – ни-ни!
Ну, походила я мимо этих парочек, поотвергала ухаживания беспарных, гордо покурила на балконе и ушла в общагу сочинять стихи под Вознесенского и Цветаеву.
А под Новый год у Лариски случилась свадьба. Вот прямо тридцатого декабря мы все её и пропили. Свидетельницей была Ритка. Свидетелем – тот самый целовальник. А я была тамадой от студенчества, потому что - язык, улыбка и здоровый пофигизм.
Ну, и как водится, невесту украли, вывели из ресторана и повели куда-то за угол. Я всё видела, потому что курила на крыльце. В любимом и единственном нарядном зелёном платье. Вы не волнуйтесь, в Севастополе можно курить на крыльце тридцатого декабря в одном платье, до него не дошли некоторые неадекватные законы американских штатов.
Так вот, стою я на крыльце, невесту умыкнули, только белый боа помахал хвостом, и тут свидетель понял, что всё прошляпил и побежал спасать репутацию. Мимо меня побежал. С такой скоростью и напором побежал, что аж задел меня собой. От переданной им кинетической энергии я закружилась как волчок и, не удержавшись на каблуках, самым банальным образом шлёпнулась на асфальт. Рукав «три четверти» нарядного зелёного платья вдрызг, из локтя какая-то кровь хлещет… Свидетель тормозит, разворачивается, хватает меня подмышки, волочёт в зал с гостями, берёт со стола бутылку водки и прямо на глазах у всех этих гостей поливает мне локоть – дезинфицирует. В общем, невеста побоку – как-то потом сама нашлась, наверное, так как живут до сих пор счастливо и уже двух детей в институты отдали. Свидетель всё время жутко извиняется, приглашает меня на танец, и мы так и танцуем – пахнем водкой и с оборванным рукавом.
А тридцать первого же Новый год. И второй день свадьбы, да. Дома у жениха. Компания камерная, родственная, плюс несколько близких друзей молодых супругов. Свидетель интересуется локтем.
– Спасибо, до свадьбы заживёт. – А хочешь кофе? – Хочу. О, Тикет ту ве мун поставили! – А ты такое слушаешь? – Я ещё и Дым над водою слушаю, а ты что думал - Челентано? – Да все девицы слушают Челентано. – Я не слушаю Челентано, я под него танцую. – А ты «Гадких лебедей» читала? – Ага, мне на одну ночь дали фотографии машинописных листов. – Вещь! – Вещь!
Кофе.
И так мы просидели всю свадьбу на кухне с кофе, Пёплом и Стругацкими.
На следующий день я открыла глаза в своей общажной кровати и сказала девочкам «я влюбилась». – В кого? В жениха? – ужаснулась Вичка моей несчастной участи. – Не волнуйся, в свидетеля.
И дальше – всё. Вернее, ничего. Сессия, каникулы. Мобильников не было.
Очередной февральский праздник. Лариска, уже беременная, зовёт нас с Риткой к себе на девичник – молодой муж уехал на курсантскую практику. Мне делать нечего, покупаю бутылку вина для нас с Риткой (мне ещё продавать не хотели, пришлось студенческий билет показывать), тюльпаны для Лариски и еду на Большую Морскую. Звоню. Дверь открывает свидетель. А я вся такая – с вином и тюльпанами. На девичник. – Ну, поздравляю, – говорю, – с двадцать третьим февраля. А где Лариска? – А Лариске плохо стало, она к родителям ушла. – Ааа…– Ну проходи…
А платью я потом рукава укоротила до локтя и носила ещё.
А через два с половиной года, закономерно – баня, маникюр и гладиолусы. Нечего было любимое платье рвать.
