Окололитературное

150 – Чехову. Такие виртуальные 150, потому что…
Теперь и у Сэлинджера будут виртуальные 92 и дальше.
Не буду про Сэлинджера – об этом достаточно во всём инете. Скажу только, что если бы не та яркая вспышка в юности – «Над пропастью во ржи», - я бы была не я, а кто-то другой, похожий, но – не. 

Так вот, Чехов.
Филологи называют эту фразу «расхожей» и «растиражированной». В таком случае, очень хорошо, что я математик. Эта фраза примирила меня с Довлатовым, когда, несмотря на весь его вкусный язык, непечальную печаль и ироничность, я ёрзала от бесконечных самоцитирований - фраз, сюжетов… 

Так вот, Довлатов.
В конце концов становится скучно читать в n-ый раз об «алебастровых ногах» то стюардесс, то других девушек, в каждой книжке рассматривать «пюпитры, украшенные лирами из жести» в вечернем зале ресторана, слушать, как «кто-то пел, старательно изображая вора-рецидивиста» и т.д.
Вот был у него журналистский блокнот, в который он записывал удачно получившиеся словоформы, словосочетания и словоидеи (причём, далеко не всегда свои, судя по «Соло») и была у него одна история одного человека, и всю жизнь он лепил из них книжки, гарнируя то картошкой в мундире, то картофелем-фри. Причём, «разнообразие гарнира» исключительно для понимания места действия – Союз или Америка, потому что всё остальное одинаковое – персонажи, диалоги, слова... 

Так вот, фраза:
Можно благоговеть перед умом Толстого. Восхищаться изяществом Пушкина.
Ценить нравственные поиски Достоевского. Юмор Гоголя. И так далее.
Однако похожим быть хочется только на Чехова. 

Люблю Пушкина, Гоголя, Чехова, Сэлинджера и несмотря ни на что - Довлатова. Толстого и Достоевского – нет.